«Когда понял, что волшебником стать не получится, возникла мысль о медицине»: Дмитрий Дзулиашвили ― об учёбе в медуниверситете

С чем сталкиваются студенты медицинских университетов на практике в больнице? Что из себя представляют походы в морг? Какие проблемы системы здравоохранения замечают студенты, глядя на неё изнутри? Какие дополнительные активности в университетах предлагают будущим врачам? Обо всём этом и не только рассказал Дмитрий Дзулиашвили, студент четвёртого курса РНИМУ имени Н.И. Пирогова (г. Москва).

— Дима, почему медицина? Когда ты определился с выбором профессии?

— Наверное, в начале средней школы, когда понял, что волшебником стать не получится. Тогда возникла мысль о медицине. Даже не могу сейчас ответить, почему: в семье врачей нет, и не то чтобы я часто бывал в больницах. Сначала не очень осознавал, были мысли о стоматологии, хирургии. Потом узнал о нейрохирургии и понял, что это точно что-то моё. Мне очень нравились химия и биология, нравилось изучать строение человека и его жизнедеятельность. Понял, что этим я и хочу заниматься.

— Какую специализацию ты собираешься выбрать в дальнейшем? Всё так же нейрохирургия?

— Нет. На третьем курсе, когда у нас началась хирургия, понял, что она мне неинтересна. У меня был небольшой кризис, потому что я не знал, чего больше хочу в профессии, но медицине я не изменял. Задумывался о терапии. И вот на четвёртом курсе у нас началась очень интересная специальность, ознакомившись с которой, я понял, что вот это моё. Недалеко я ушёл от нейрохирургии, достаточно было убрать «хирургию»: я решил стать неврологом.

— Расскажи, на кого ты равняешься в профессии?

— Главные мои авторитеты — люди, с которыми я работаю, которых постоянно вижу, — это мои преподаватели. Есть преподаватели фундаментальных наук, которые не занимаются лечебной деятельностью и только преподают в вузе. А есть преподаватели клинических дисциплин, которые к тому же работают врачами. Занятия у нас проходят на клинических базах университета в больницах: преподаватели-врачи водят нас к пациентам, берут на операции, если это циклы хирургии. Наблюдать за их деятельностью дорогого стоит. Очень приятно видеть, как они общаются с пациентами, собирают анамнез заболевания, взаимодействуют с ними в процессе лечения. Они настоящие профессионалы, умные, очень много знающие, талантливые люди. Смотря на них, понимаю, что хочется быть таким же специалистом. 

— Как проходит твоя практика?

― Практика у нас началась со второго курса. Никогда не мог пожаловаться на неë. Мне всегда попадалось что-то интересное, хорошие отделения, где было много работы и тяжёлых пациентов. Врачи и медсëстры доверяли нам ответственные поручения, поэтому я всегда много чему учился.

Я практически не занимался санитарской работой. Легендарные истории о том, что на практике студенты только моют полы и катают шарики из ваты, меня, к счастью, обошли стороной. Я выполнял медсестринские манипуляции, со второго курса мне давали ставить мочевые катетеры, назогастральные зонды. После третьего курса у меня была очень хорошая медсестринская практика, где каждый день мы брали кровь, ставили капельницы, делали инъекции, тогда я этому хорошо научился.

Этой зимой у меня была практика помощника врача, я проходил её как раз в отделении неврологии, делал спинномозговую пункцию. Я не ожидал, что мне уже сейчас доверят это сделать. Было очень волнительно, но это легче, чем кажется. Сделал быстро, с первого раза.  Потом целый день ходил окрылённый.

— Какой случай запомнился больше всего?

― Самая запоминающаяся практика, наверное, у меня была в отделении паллиативной терапии, где лежат больные с неизлечимыми заболеваниями. В этом отделении люди часто умирают. Там я практиковался две недели, и за это время умерло пять пациентов. Как-то утром я кормил пациентку, а на следующий день пришёл и узнал, что она вечером того дня умерла. Это оставило впечатление.

А вот сейчас, на зимней практике, я наконец-то попал на вскрытие, и не один раз. Одна из галочек учёбы в медицинском. И мне понравилась работа патологоанатома. 

Не очень приятно смотреть на сами тела, понимать, что это ещё недавно были живые люди. Патологоанатомы не так много взаимодействуют с телом, они работают с уже извлечёнными санитарами морга органами, разрезают их, осматривают макроскопически, из каждого органа выбирают маленькие кусочки на гистологию, чтобы посмотреть их под микроскопом.

— Посещения морга, практика в отделении паллиативной медицины… Как ты справляешься с психологическим напряжением? Было ли оно вообще?

— Да, было сначала. На первой моей практике я попал в отделение реанимации и интенсивной терапии, там у нас на глазах скончалась совсем молодая женщина. Её привезла с работы скорая помощь, и за пару часов она умерла у нас на глазах. Мой одногруппник проводил ей сердечно-лёгочную реанимацию, но это была безвыходная ситуация. Я думаю, на нём это ещё больше отразилось, поскольку он пытался что-то сделать, не имея возможности помочь. Со временем я абстрагировался и уже спокойнее это воспринимаю.

— Помимо учёбы и практик, занят ли ты какой-то деятельностью в университете?

— У нас в вузе есть направление тьюторов-преподавателей. Это студенты, которые сдали на отлично экзамен по одному из основных предметов, вызывающих трудности у первых курсов, и хотят вести дополнительные занятия по нему. Для этого нужно сдать дополнительный экзамен сотруднику кафедры. Это проходит официально от лица вуза: студенты, которые проходят сейчас эту дисциплину, записываются на занятия к студенту-тьютору. Я преподаю гистологию. Эта деятельность не оплачивается, но за неё мы получаем волонтёрские часы. Стараюсь вести занятия хотя бы раз в неделю. В этом семестре у меня набралась довольно значительная аудитория: 20−25 человек ходят на занятия, и мне очень нравится преподавать им. Это дело для души.

Столкнулся со сложностями преподавательской деятельности, когда студенту трудно овладеть дисциплиной. Ты, вроде, объясняешь настолько хорошо, насколько можешь, но студент всё равно не понимает, или понимает, но не запоминает, или у него отсутствует мотивация учить. Приходится как-то справляться с такими ситуациями: не только преподавать предмет, но и объяснять, зачем им это нужно, мотивировать, поддерживать.

— О проблемах современной медицины. На нынешнем этапе твоего становления как врача какие самые острые из них в сфере здравоохранения ты мог бы выделить?

— Очень большая нагрузка на врачей. Очень много бюрократии. Уже не в бумажном виде, а в электронном, но её всё ещё очень много. Это отнимает большое количество времени у врача. А ведь ему ещё нужно делать обходы, вести больных, лечить, ну и думать, как их лечить. Врачи работают допоздна, и многие сталкиваются с такой распространённой в медицине проблемой, как профессиональное выгорание. Нужно стараться его профилактировать: занимать себя чем-нибудь другим, желательно спортом или каким-нибудь хобби, чтобы было, на что отвлечься.

Пережитым опытом выгорания с нами делились наши преподаватели. Были ситуации, когда они думали уйти из медицины, но, к счастью, смогли вернуться в ресурсное состояние. Ещё можно отметить уровень качества медицинской помощи. В столице грех жаловаться — отличное обустройство больниц и хорошие условия для лечения пациентов, хотя нехватка кадров и большая нагрузка на сотрудников всё равно есть. 

А если говорить о больницах на периферии, всё несравнимо тяжелее. Недостаточно диагностического оборудования, ещё большая нехватка кадров и отсутствие контроля за профессионализмом этих кадров. Немало низкоквалифицированных врачей.

— Мы начали с того, как ты пришёл к медицине и был вдохновлён ею. Скажи, сейчас твои ожидания оправдываются?

— Да, это то, что меня радует. Ни разу не разочаровался, я всё так же этим горю и понимаю, что, к счастью, пошёл туда, куда изначально хотело моё сердце, и это оправдалось. Я искренне получаю удовольствие в медицине, я очень люблю свой вуз и хочу связать свою жизнь с ним, совмещая лечебную деятельность с преподавательской. Я рад, что я здесь.

Алина ЗАРУБИНА

Фото из личного архива Дмитрия Дзулиашвили