«Гуманитарная специальность добавила в мой кругозор новое измерение»: как математик стал филологом
В мае прошлого года я закончил мехмат, а в сентябре — поступил на филфак. В среде моих родственников — поголовно физиков и математиков — такое решение, конечно, вызвало вопросы. Да и сам я сначала сомневался.
Мысли о переводе на филфак впервые посетили меня в конце второго курса, и моё поступление в новую непрофильную магистратуру не было связано только с боязнью срочной службы, как это происходит у многих. Надо сказать, сперва я был слегка шокирован тем, что на филфаке слово «филология» в названиях магистерских программ встречается один раз, и то очень уж подозрительно соседствуя с определением «цифровая». Негоже, конечно, пришельцу жаловаться на что-либо, однако будь у меня возможность поступить на программу, например, отечественной филологии, я бы ей воспользовался. Но, изучив доступные варианты, я выбрал «Креативное письмо».
Первый семестр обучения стал для меня источником как радостей, так и трудностей. Сложнее всего было, конечно, адаптироваться к большому количеству творческих заданий, а также к ведению конспекта в текстовом, а не формульном виде — первый месяц я буквально тренировал мышцы пишущей руки. Я полагаю, что у читателя уже возникли конкретные вопросы, касающиеся моей адаптации, и хотя молчаливый текст не станет ему полноценным собеседником, я воспользуюсь древней и славной формой катехизиса (иначе — FAQ), увековеченной «Итакой» из «Улисса» и последним из «Сонетов к Марии Стюарт», дабы избежать ситуации: «Что там было, как ты спасся, каждый лез и приставал», — и не превратить дальнейший текст в сумасшедший дом. Итак:
— Почему ты решился так резко изменить вид деятельности? Было ли твоё решение искренним?
— Я полюбил искусство литературы, я хотел изучать его, хотел быть связанным с ним не только односторонней любовью, но и прочными социальными узами ученичества и ответственности. Моё решение было абсолютно искренним, пускай и сидит это большущим комом в горле моих пращуров-физиков.
— Кстати о них, смирились ли они в итоге?
— А куда им деваться! Конечно, смирились, хоть и, пожалуй, чуть дольше, чем следовало, задержавшись на стадии гнева.
— Как тебе даётся учёба в интеллектуальном плане? В конце концов, был технарь, а стал гуманитарий.
— Увы, технарём я никогда не был. Математика — не техническая наука. Я бы сказал, что математиков и филологов разделяет гораздо меньшая пропасть, чем филологов и физиков, хотя, определить отношения между дисциплинами, гораздо сложнее.
— И всё же, что даётся труднее всего? Если, конечно, не повторять слова о ручке и творческих заданиях?
— Труднее всего мне должно было бы даваться отсутствие определённости, отсутствие той абсолютной степени доказуемости, на которой зиждется математика. Однако, думаю, что само поступление на гуманитарную специальность в итоге отразило моё нежелание быть запертым в своём познании исключительно в рамках формализма и логики.
— Повлиял ли твой опыт в математике на восприятие филологии?
— Думаю, да, хотя следы этого влияния не будут такими уж явными и бросающимися в глаза. Я считаю, что обязан математике двумя вещами: умением мыслить и любовью к красоте. Да, вы не ослышались: математика — одна из самых красивых вещей в мире, и её влияние на меня безгранично, однако указать на какие-то конкретные и ощутимые признаки мне довольно сложно.
— Что насчёт трудоустройства? Работаешь ли ты сейчас и кем планируешь работать в будущем?
— А вот работаю я репетитором по математике — спасибо вузу за навыки. Что будет в будущем, буду ли я работать по специальности — неизвестно, но в аспирантуру поступать буду точно.
Надеюсь, я сумел ответить на самые очевидные вопросы читателя. Не могу обойти стороной одну вещь: поступление на гуманитарную специальность добавило в мой кругозор новое измерение. Выражаясь математически, я добавил к базису своего образования новый вектор, и то, что раньше было пространством целиком, стало лишь линейной оболочкой прошлого, натянутой на формальные логические системы. Да и сам этот новый вектор отнюдь не однобок, не точечен, а наоборот — глубок, как самые тёмные и закрытые для непосвящённых глаз пифагорейские глубины математики.
Валентин НОВИКОВ
Фото из личного архива автора